Виталий Аксёнов - Здравствуй, Михалыч

Стою на полустанке забытом,
Где-то на краю страны,
Где-то на краю тайги,
Не пуганный, не битый.

Сошёл я не случайно, братцы,
Здесь на краю разлук,
Тут живёт мой старый друг,
Очень надо повидаться.

Я приехал из сладкой столицы,
Больной, холеный, сытый.
Давно утратил я всё что можно.
Ядовитый и уже холодный.

Давно хотел, где белые снеги,
Туда, туда, где чистые реки.
Подышать, потереться маленько.
Ну, здравствуй, Михалыч, давненько.

Ветер холодный стонет, стонет.
Тянет к земле, голову клонит.
Всё ближе и ближе к земле колени.
Вот оно, Михалыч, пришло время.



Протяни, тяни меня в игольное ушко.
Чтоб я понял, понял, понял, как бывает хорошо.

Дай делянку мне кедрово-еловую,
Потружусь, тужусь, тужусь, топорик опробую.

Пробей меня «волка», крути в омуте.
Я ещё помню, помню, помню твои полоти.

И всё что сгнило там во мне и что осталося.
Чтоб в сердце болью, болью, болью отозвалося.



Вижу, не признал, не скрою,
Да, Михалыч, - это я.
Помнишь того меня,
Так вот ОНО пред тобою.

Своих не отстоял, струсил,
Прямо не пошёл, - вильнул.
Запутался я, затянул,
Сыромятный узел.

Не молчи, не молчи, прошу.
Я к тебе через всю страну.
Понять, как ты переломанный страшно,
Но, прёшь, как булыжник из пашни.

Как ты смог в Амурских артелях,
Где-то там, на Ольдоях, Буреях.
Человека в себе волочить,
Поговори со мной, Михалыч, не молчи.

Что-то грудь мою давит, давит.
Дышу, - воздуха не хватает.
И ком к горлу с нервным тиком,
Чую, всё выйдет диким криком.



Раскатай, катай меня, по миру пусти,
Чтоб я людские боли принял, принял как свои.

В муравейник ткни меня, да прям сопаткою.
Чтоб я узрел не всё, не всё, бывает сладкое.

Распусти, пусти меня на рейки, штапики,
Чтоб я увидел, видел, видел какой я маленький.

Брось в тайге, со зверём потрусь, не в доказательство,
А чтоб навек убить, убить, в себе предательство.






Стою далеко, далёко,
Где-то на краю страны,
Где-то на краю тайги,
Изрядно потрёпан.

Режет глаза и сердце,
Белый, чистый снег,
Мою совесть напомнил мне,
Из далёкого детства.

Не понять мне, Михалыч, вовеки.
Как ты сберёг свои белые снеги.
И чтобы выжить, собою остаться.
Ты рубил свои руки, пальцы.

Давно ты понял, - по-волчьи с волками,
Уж если рвут, - не твоими руками.
И лучше смерть, чем в этом аду.
Как ты смог, Михалыч, не пойму.

Под небом чёрным стою белёсый.
Над рекой, на краю утёса.
И шаг в пропасть, и все вопросы.
Да, нет, пожалуй, слишком просто.



Завяжи, вяжи меня в узлы, вензели.
Чтоб стоял хруст, хруст моей хребетины.

Заведи, веди, где золото с алмазами.
Чтоб ты увидел, как меня трясёт, подбрасует.

Закопай меня «волка» под старой елью.
Чтоб увидел и помнил свои корни и землю.

И чем дышал я здесь, чем жил, что досталося,
Чтоб навсегда, навсегда, во мне, во мне осталося.
И чем дышал, чем жил, что так с трудом досталося,
Чтоб навсегда, навсегда во мне, осталося.